Рубрикатор |
Статьи | ИКС № 3 2020 |
Игорь БАКЛАНОВ  | 09 июня 2020 |
Классовая теория цифровой экономики
Цифровая экономика – это новая индустриализация, и выполнять программу такой индустриализации можно только централизованно и только под руководством государства.
Не знаю, может быть, я тоже виноват. Или мы просто обуржуазились. А? Только с чего бы?
И буржуазность то наша какая-то дремучая, азиатская. Вроде не накопители. У меня вон один костюм, в котором выйти можно.
Частной собственности нет, благосостояние растет. Ничего понять нельзя.
А. Тарковский. Сценарий к/ф «Зеркало»
Наше время – время Карла Маркса. Предсказанный им крах капитализма, призраки, бродящие по Европе, революции – локомотивы истории… Пора вспомнить о классовой теории и законах капитализма и социализма. Мы – не просто первая страна, которая построила социалистическую экономику. Мы еще и первая страна, которая ее полностью разрушила, показав всему миру и своему народу в первую очередь весь блеск и нищету капитализма.
Соревнование двух систем
То, что раньше рассказывалось на политинформации в советской средней школе относительно «звериного оскала капитализма», вошло в нашу жизнь в полной мере: олигархия, коррупция, безработица, неэффективность управления в условиях рынка, лоббизм и совершенная невозможность решить «всем миром» какую бы то ни было проблему. Именно об этом писал в свое время забываемый ныне Игорь Шафаревич в работе «Две дороги – к одному обрыву». В ней он не просто по-диссидентски критиковал социализм, он показывал еще кое-что: капитализм ведет к тому же обвалу. Сделав ставку на индивидуализм, конкуренцию, рынок, неравенство, примат личного над общественным и священный характер частной собственности, капитализм не способен решить ни одной глобальной задачи. Он не может выиграть мировую войну ценой подвига, не может в короткие сроки создать современную экономику и науку, не способен справиться с глобальным потеплением и не поможет мобилизоваться в условиях вирусной пандемии – все это противоречит его основам. Капитализм хорош, когда снаружи все спокойно и можно комфортно, без рывков и с избыточными ресурсами обустроить жизнь. С играми в демократию, с медленной стабилизацией различных сторон жизни «невидимой рукой рынка». А современный мир требует решения именно глобальных задач. Это понимает уже каждый житель нашей страны, сидящий в изоляции в собственной квартире, доме или на даче.
У нас есть некоторое преимущество – значительная часть населения жила при социализме и может не понаслышке судить о достоинствах и недостатках двух принципов построения общества и понимать, откуда берутся те или иные явления в нашей жизни.
Построив и разрушив социализм, пытаясь закатать в асфальт и забыть собственный национальный опыт государственного строительства, наша страна получила некую раздвоенность в экономике – у нас присутствуют и социалистические, и капиталистические черты. С одной стороны, вот уже более тридцати лет в головы нашему народу заливают идеи капитализма. С другой стороны, куда девать масштабность русской души? Куда девать ощущение общего пути? Исторической значимости? Остатки нашего патриотизма прочно базируются на советских идеях: народ-победитель, народ – носитель уникальной культуры, народ – покоритель космоса. Капитализм требует иного: космополитизма, либеральных ценностей, глобализации. И все это смешивается на всех уровнях: от московской кухни до законодательных актов.
Индустриализация vs капитализм
Взять, например, новую научно-техническую революцию – переход к цифровой экономике. Это глобальная перестройка экономики, перевод ее на новый уклад, новая индустриализация страны. Задача более чем масштабная, требующая мобилизации всех сил общества, центрального руководства, сильного государства, нового Госплана и нового ГОЭЛРО. Наша страна за ХХ век трижды (!) решала эту задачу: сначала индустриализация до 1913 года, затем сталинская индустриализация и индустриализация послевоенная, восстановление промышленности из руин после Великой Отечественной войны в течение 8–12 лет до запуска первого спутника и далее по пути планового развития.
Но все три индустриализации осуществлялись не в условиях капитализма. В царской России капитализм только начинал свое развитие, и это развитие привело к Февральской революции и развалу всей государственной машины на несколько десятилетий. А индустриализация России в конце 1920-х – 1930-х годах проводилась социалистическим государством, т.е. централизованно. ГОЭЛРО как план индустриализации был разработан еще в начале ХХ века в рамках госзаказа на стратегию модернизации промышленности. Большевики только доработали его с учетом текущего исторического и политического момента. Так что нет в истории России опыта индустриализации в условиях капиталистических отношений.
Классовые противоречия, противостояние двух систем: социализма как метода проведения централизованной политики и капитализма как декларируемой властью системы общественных отношений – основа противоречий современной истории, экономики, политики, всех сторон жизни.
Цифровизация vs коммерциализация
Вернемся к программе цифровой экономики. Новый экономический уклад требует внедрения технологий Big Data, искусственного интеллекта, информатизации всех сфер промышленности и управления государством. В условиях планового хозяйства это была бы естественная стратегия, направленная на совершенствование управления экономикой. В условиях частной собственности новые технологии становятся гордиевым узлом конфликтов участников рынка и самого рынка. Капиталистическая эффективность требует не новых технологий, а максимальной прибыли и, как следствие, минимальных инвестиций в прогресс. Там, где прогрессор и инноватор прозревают будущее, капиталист видит бюджеты, подлежащие освоению, и прибыли, которые нужно сохранить и положить на депозит. Эта экономия никак не связана с результатами инноваций, поскольку капиталиста интересует только капитал, только финансовая сторона вопроса. В результате возникает явление «робких инноваций», когда инвестор дает деньги на разработку, но сразу же требует окупаемости и прибыли. Даже если инвестор – государство.
Глобальный конфликт между двумя экономическими формациями накладывается на сумбур в государственном управлении, в котором уживаются капиталистические и социалистические элементы. Такое сочетание иногда называют государственным капитализмом, а это понятие само по себе спорное.
Все программы инноваций, федеральные целевые программы импортозамещения, инновационные кластеры и пр. неизбежно попадают в зубчатые колеса противоречий двух формаций. Во всех инновационных программах присутствует термин «коммерциализация» – самый противоречивый термин в условиях НТР. Деньги даются только с возвратом, только при условии прибыльности, причем в очень короткий промежуток времени, период коммерциализации. Современные инженер и ученый обязаны думать даже не об экономике своей деятельности, а об ЭКОНОМИИ. Чтобы дебит с кредитом сошелся, чтобы каждая идея принесла прибыль. Это основа капитализма. Но она противоречит прогрессу. Можно ли построить ракетную промышленность, имея целью максимизацию прибыли? Да, можно, но не далее систем залпового огня «Катюша», которые востребованы на рынке. А искусственный спутник рынку не нужен. И первый человек в космосе – это не про прибыль. Вот и получается, что современная наука развивается там, где капитализм уже преобразуется в какие-то новые формы и формула «деньги – товар – деньги» не имеет доминирующего значения. В странах «развитого Запада» есть свои механизмы инноваций – с фондами, инвесторами, биржами, IPO, бизнес-ангелами, акселераторами и пр. Но до этого прошло более ста лет «дикого капитализма». У нас же капитализм молод, наполнен рвачеством первоначального накопления и удержания капитала. Инновации превращаются в игру, а инновационные центры показывают более чем скромные результаты.
Цифровая экономика – это новая индустриализация, глобальная трансформация промышленности, систем управления. Выполнять программу такой трансформации можно только централизованно. А промышленность приватизирована, разделена частными интересами владельцев, которые могут и не согласиться на глобальную трансформацию.
Стандартизация vs частная собственность
В просоветском сознании возникает идея стандартов цифровой экономики, стандартов «безопасного города», «электронного города», «умного» производства и пр. В прошлом году стандарт «умного» города выпустила рабочая группа при Минстрое, сейчас деятельность по «стандартописанию» передана Российской венчурной компании. Но результатов деятельности нет и, скорее всего, не появится. Причина – противоречия в самих принципах экономики.
Так, Технический комитет 194 «Кибер-физические системы» при РВК в конце января текущего года предложил на общественное обсуждение стандарты «умного» производства как часть стандартов цифровой экономики. Возьмем для примера стандарт на цифровые двойники для «умного» производства. В этом документе объемом более 110 страниц изложено все: понятия, архитектура, взаимодействие с системами «умного» производства и т.д. Обилие англоязычных аббревиатур показывает, что стандарт заимствованный, переписан из каких-то зарубежных документов, но без ссылки на них. Однако в результате оказывается, что речь идет только о конвейерном машиностроительном производстве. Есть ли оно в России помимо оборонной промышленности? Да, как минимум на КАМАЗе, ВАЗе и ГАЗе. Но такие предприятия по пальцам можно пересчитать. И нужен ли этим предприятиям стандарт от экспертов ТК 194 – вопрос открытый.
«Отлить в бронзе» стандарт автоматизации производства можно только тогда, когда есть опыт такой автоматизации, причем накопленный национальными школами и отечественными разработчиками и для отечественного производства. У нас же автоматизацией производства последние 20–30 лет занимались сугубо зарубежные компании – Siemens, ABB, SAP, Oracle, IBM и пр. И продолжают это делать сейчас. Там, на «развитом Западе», эти компании входят в состав рабочих групп, легализуя в рамках стандартов свои лучшие практики. Никто с этим не спорит, стандарт не противоречит инженерной практике, входит в жизнь логично и бесконфликтно. А мы берем эти документы, с умеренным успехом переводим их на русский язык и считаем, что по таким стандартам будет построена цифровая экономика.
Да и cобственники самого производства только частично российские, в советах директоров крупнейших предприятий немало иностранцев. Так для кого же стандарт? Для них? Но иностранцы не обязаны следовать мнению умных российских экспертов, имеющих свой взгляд на автоматизацию производства на основе переведенных документов и своего опыта внедрения импортных технологий. И владельцы производства не обязаны следовать мнению авторов стандарта – предприятие находится в частной собственности, политику его автоматизации владелец и определяет. Он обеспечивает рентабельность своего предприятия, сам его организует и сам отвечает за его банкротство, если что-то сделал не так. В самом стандарте нельзя выдвигать какие-либо требования, потому что требовать перестроить производство от субъектов хозяйственной деятельности регулятор не может, это ограничивает конкурентную среду и мешает работе «невидимой руки рынка». Регулятор определяет правила взаимодействия участников рынка, но не вмешивается во внутреннюю кухню их работы, если там не нарушаются нормы закона.
Вот и получается: индустриализацию нужно делать масштабно, по-государственному, а священное чувство частной собственности вмешиваться не позволяет. Остается только писать никому не нужные стандарты, рекомендовать, переписывать зарубежные документы. А развитие пойдет так, как завещал Карл Маркс, – хаотично, без оглядки на стандарты, но с очень пристальным вниманием к бюджетам и прибылям от деятельности. Значит, вся программа цифровой экономики – не более чем государственная вывеска над процессами, которые по своему разумению, но желательно на средства из госбюджета, будут осуществлять участники рынка. С максимальной эффективностью (т.е. прибылью), расчетной монетизацией и желательно с минимальными затратами на научно-технический прогресс.
Занавес.
Заметили неточность или опечатку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите: Ctrl + Enter. Спасибо!